Н-да. Проблема. Пойдем, я провожу тебя в лагерь. Но телефон теперь твой. Я его обратно не возьму. А Павлику подарю что-нибудь другое. Завтра. Мое изображение перешли, не забудь!
Тогда я завтра его заберу, ладно? До завтра, мой миленький айфончик, не скучай без меня. - Петр погладил темный аппарат. Как живое существо. -Спасибо, Леля!
Я вдруг протянула руку и провела рукой по колкой, коротко стриженной голове мальчика. Впервые прикоснулась к Петру. Он замер. Потом быстро, как щенок, нырнул под мое касание еще раз.
Мы пошли по скользкому гравию дорожкщ. Там за кустами
была дырка в заборе. Спортлагерь сиял огнями и звуками дискотеки. Тренированные тамошние обитатели забивали в доски круглой веранды безмерные запасы энергии, презирая дождь.
Как думаешь, я вырасту таким же длинным, как ты? - спросил Петька. Его правая половина уже скрылась в узкой щели зелени.
Ты обязательно вырастешь выше меня. Метр девяносто, не меньше, - легко пообещала я.
А. Тогда ладно, - разрешил мне и природе серьезный пацан. Махнул рукой и пропал.
Пам-парам-парам. Айфон будил меня забытым рингтоном.
Спишь?
Я не поверила ушам. Посмотрела на экран. Иван. О, господи!
Сплю.
Четверть четвертого утра. Сплю,конечно.
А я не могу. Думаю о тебе, как дурак. Дрочу, - донеслось до меня. Через полмира?
Получается? - засмеялась тихонько я. Колокольчиком.
Плохо, - признался редким откровением мужчина. - Посмейся так ещё пару минут. Вдруг получится.
Мне казалось, что я вижу, как наяву. Походная койка в палатке. Пустыня или горы. Жарко. Москитная сетка. Сильное, до слез знакомое мне тело под белой, потной простыней.
Еолова под плоской подушкой. Смартфон под небритой щекой. Самое прекрасное все в тяжелой руке. Вспомнился не к месту страдалец Маречек. Я прыснула.
Ржешь, шлюха! - грубый, очень знакомый голос громко. Связь отрубилась.
Как же прекрасно я спала! Я вышла в ночь и запах близкого моря. Дождь прошел.
Абсолютная луна отбеливала все, что попадалось ей на пути. Белый газон. Полосатые, обесцвеченные маркизы на окнах в доме напротив. Огромный грецкий орех казался серебряным. Я
села на ступеньку крыльца. Спать больше не могла. Айфон задергался истерикой вызова.
Прости. Я дурак. Прости меня, Лелька! Я скучаю. Я подыхаю без тебя!
Я незаметно, словно кто-то мог подглядеть, укусила себя за палец. Не сплю. Дошло.
Ты пьян?
Да. Пьяный... - Иван поискал слова. Нашел. - В жопу! Извини. Я скучаю по тебе. Блядь! Извини. Я скучаю по тебе! А ты? Ты еще любишь меня?
Нет, - сказала я, мстя ему за «шлюху». - Все прошло. Как с белых яблонь дым.
Да? Блин! Блядь! Я опоздал! Я слишком долго собирался! Я опоздал! Я так и знал, что этим закончится... - он так горевал, словно был в отношении меня человеком. В его мире что-то упало, покатилось со звоном. - Знаешь, Лёлька, я всегда хотел спрятать тебя в карман.
Куда? - я изумилась.
В карман. Ты же дурочка! Красивая и глупая. Трахают тебя все,кому не лень! Я, когда вспоминаю, как ты мне подставилась за пятеру, сам себя убить готов! А Ленька, помнишь? Как же можно разменивать такую красоту? Я всегда хотел спрятать тебя в карман или за пазуху, что бы никто не прикасался. Даже я. Никто никак и никогда! Я бы не позволил. Только любоваться разрешил бы издали. Я люблю тебя! Черт бы тебя побрал!
Ты напился, - я вздохнула. Счастливо.
Да. Сегодня трудный день был. Выпили с ребятами за ужином, как обычно. У нас товарищ погиб, помянули. Сам не понимаю, как тебе позвонил. Ты разлюбила меня? Или смеешься, как всегда?
Да. Нет, - я сказала правду.
Да? - и голос Ивана ушел вниз. Пошел к центру меня. Нет!
Нет, - я подтвердила. Не скажу.
Да? - он переспрашивал снова. Вздохнул. - Включи камеру, пожалуйста.
Ладно, мне не жалко.
Это ты где? - раздался вполне трезвый вопрос. Знать желает.
Я с братьями на море. С Петей и Павликом. Помнишь их? Отдыхаю. Майку снять? - я ухмыльнулась.
А давай! - лихо согласился Иван. И сразу: - нет, не надо, Лелька. Я и так на губы твои наглядеться не могу. Не мучай меня.
Я мучаю? Все чудесатее и чудесатее. Кстати!
Ты почему камеру не включаешь? - возмутилась я.
Я не могу. Я же голый, - выдал он на голубом глазу. Не шутил.
Пф! Большие новости! - я улыбалась честно в свое отражение на экране. -А ты прикройся. Может быть, я тоже на губы твои посмотреть хочу.
Картинка появилась на удивление четкая. Угадала все, вплоть до москитной сетки. Иван сидел по-турецки на смятых простынях. Голый. Загорелый. Небритый. Глянцевый от пота. На причинном месте красовалась фуражка кокардой вверх. Впечатляет насмерть.
Ну? - Иван глянул на меня исподлобья. Светлые глаза и светлые губы на темном лице. Непривычно неуверенно. Беззащитно.
Чума! - я быстро сделала пару скринов.
Чума? Гели я панамку уберу, то ты совсем с ума сойдешь, - сцазал он хрипло. Глотнул виски прямо из горлышка.
Густав Менгрейм. 12